Покраснеть за провинциальных родственников в столице, за сына-шалопая перед учителями на родительском собрании, за соотечественников на заграничном курорте – с кем не бывало? Да и страны своей стыдиться, кому не случалось – поводов для того политики дают предостаточно. А стыдиться народа, нации, корней – вроде, грешно, вроде, не пристало, а приходится. В последнее время часто приходилось слышать от русских, живущих в Украине: «Мне стыдно». Стыд за то, что я русский, не скроешь ни за украинской фамилией (досталась от кубанских предков), ни за паспортом с золотым трызубом (живу в Украине с 1988-го), ни за публичным осуждением «кровавого режима Кремля»…
Да черт с ним, с Кремлем, и с теми, кто там примеряет шапку Мономаха на свои президентско-премьерские плеши. Беда в том, что народ, с которым связан кровными родственными узами, избрал их, уверовал в «венценосцев» с незыблемой вертикалью власти и готов одобрить любое их движение – хоть танковый бросок на юг, хоть газовый плевок на запад. Без сомнений и колебаний (грантоеды-демократы во главе с Каспаровым не в счет) выдавить кишки из любой непокорной республики (ведь нас и Грузию именно так и величают придворные СМИ), показать кузькину мать Америке, козью морду Евросоюзу.
Я даже знаю чувство, которое движет людьми, готовыми назвать меня «соотечественником» хотя бы за то, что мой родной язык – русский, и «принудить к миру» нашу «республику» ради якобы моих же интересов. Есть такое хреновое чувство, когда однажды ты просыпаешься, и тебя лишают права называть своим то, к чему ты привыкал годами. Пожалуй, это чувство испытали все русские в 1991-м, когда «страна стала маленькой, гадкой, слабенькой». И испытывали долгое время – в полуголодной ельцинской России, в уютной, но чуждой Прибалтике, и здесь, в Украине. Что греха таить, поначалу почти никому из нас, русских, не нравился украинский как государственный, ревизия истории и другие атрибуты нового времени. Но, может быть, потому, что здесь за последние 17 лет никто никого ни к чему не принуждал силой, мы стали частью украинского общества, нашего общества. Говорю это, вспоминая Майдан-2004, где русскую речь можно было услышать ничуть не реже, чем галицкий говор. Стало быть «соотечественники» к тому времени уже ощутили Украину своей страной и готовы были за нее бороться. Ощутили, потому что жить здесь совсем не страшно, здесь родились наши дети и здесь похоронены наши родители. Потому что здесь никогда не били «ни по морде, ни по паспорту». Потому что та – историческая – Родина стала слишком далекой и непонятной. Да и не страна даже, а люди. Наши российские родственники почему-то жалеют нас за сам факт украинского гражданства, хотя сами живут не богаче и не веселее нашего. Большинство из них хоть раз в году бывает в Киеве или Крыму, но РТРу верят куда больше, чем своим глазам и ушам. И пойди уразумей, почему так случилось. Я полагаю, все дело в той-таки травме 1990-х. Россияне только сейчас осознали свой стыд за подленькое и меленькое прошлое, поражение в холодной войне, превращение из сверхдержавы в мировое посмешище (апогеем, пожалуй, стали съемки американской комедии «Полицейская академия» на фоне расстрелянного в октябре 1993-го Белого Дома). И жаждут отмщения. Ведь как в сущности прав был Бунин, что «из народа, как из древа, или икона, или дубина, в зависимости от того, кто обрабатывает – Сергий Радонежский или Емельян Пугачев».
Не остается сомнений, что русский народ сейчас в руках пугачевцев поколения web 2.0 Новоявленные «Петры Третьи» самозванно и самозабвенно лепят из народа дубину, способную принудить кого угодно к чему угодно. Этакую пугачевскую рогатину – неуклюжую и беспощадную, орудующую одновременно от имени Сталина и Николая Второго. Ведь месть – чувство слепое.
На чужих ошибках учиться, похоже, зазорно. Ведь некогда и немецкая нация прошла через Версальский позор и жажду мести, веру в свою исключительность. Тогда немцы в Германии и вне ее слабо понимали друг друга. Первые были уверены в своей рейховской правоте, как и нынешние россияне. Вторые, даже в компании таких людей, как Ремарк, Дитрих и Эйнштейн, выглядели менее убедительно. Потому что стыд внешне менее привлекателен, чем густо смазанная агтипропом жажда мести.